Несмотря на простой сюжет – молодой клерк, не найдя работу на Диком Западе, находит там свою смерть, – фильм американского режиссера Джима Джармуша поднимает такое количество тем и смысловых пластов, какое не снилось ни одному другому фильму о политике. История и язык, американское государство и культура аборигенов, насилие и оружие, индустриализация и духовность, Уильям Блейк и поэзия... «Я хотел, - объяснял режиссер, - чтобы важность этих проблем была очевидна, но чтобы в фильме они оставались на втором плане». «Все темы, без сомнения, составляют часть фильма, но срабатывают лучше, когда посмотришь его не один раз. Ведь они все — в подтексте и не бросаются в глаза». Возможно, именно благодаря этому метафизический вестерн «Мертвец», который вскоре после своего выхода приобрел культовый статус, выдерживает неограниченное количество трактовок. Сдержанный, но ядовитый памфлет о злой, агрессивной, стяжательской природе американского образа жизни? Видение о загробной жизни среднестатистического бухгалтера? Фильм-притча о поиске смысла жизни?
Бессмысленное варварское убийство бизонов пассажирами из окон проходящего поезда – не вымысел автора фильма. В эпоху покорения Дикого Запада американского правительство активно поддерживало политику массового истребления этих животных, чтобы бороться с индейцами, которые сопротивлялись прокладке железных дорог и освоению белыми новых территорий. Считалось: «нет бизонов — нет индейцев».
Короткие отбивки-затемнения не только делят фильм на равные ритмические части, но и разрушают привычные представления о времени – в «Мертвеце» оно странное и неопределенное. Из-за затемнений трудно понять, сколько же прошло часов, дней или лет после предыдущего эпизода. При этом многие событие в фильме, вопреки законам вестерна, происходят в реальном времени: на зарядку винтовки, прицеливание и выстрел у героев уходит ровно столько, сколько потребовалось в реальной жизни.
Фильмы в жанре вестерна всегда были национальным достоянием и гордостью американского кино, его уникальным и самобытным вкладом в мировой кинематограф. С помощью вестернов американцы создали национальную мифологию, в которой главными проводниками доброй воли были ковбои и другие покорители Дикого Запада. Этот жанр «кровно» связан с самим понятием «Америка», поэтому выбор Джармушем этого жанра в качестве формы для критического высказывания о современном американском образе жизни не случаен: «Вестерн – считает режиссер, - это универсальная оболочка, которая позволяет высказывать соображения по поводу сегодняшнего дня». Джармуш отказывается от многих шаблонов, свойственных жанру, и создает новый, собственный шаблон – «метафизический вестерн». Единственный реальный нравственный конфликт этого нового жанра – «существование Америки как таковой».
В отличие от большинства вестернов, белые люди в «Мертвеце» не наделены ни чувством собственного превосходства, ни инстинктивным пониманием земли. Им свойственно либо молчаливое непонимание, либо агрессивность и желание утвердиться с помощью грубой силы. Конечная станция первого отрезка путешествия главного героя, бухгалтера Уильяма Блейка, - город с говорящим названием Машина. Вопреки ожиданиям клерка это не оазис цивилизации, а воплощенный индустриальный кошмар с грудами старых костей на улицах, сумасшедшими прохожими и выставленными на продажу гробами. Типичный город белых – город мертвых. Типичный белый – мертвый белый, на что намекает сцена в середине фильма, когда в ногу персонажа по имени Салли (его играет певец Игги Поп) попадает пуля: ему не больно, потому что он уже, видимо, мертв. Это зеркально переворачивает известную американскую поговорку времен покорения Дикого Запада: «Хороший индеец – мертвый индеец».
Одна из ключевых реплик фильма – фраза, которую бросает главному герою случайная любовница в ответ на его вопрос, зачем ей заряженный пистолет: «Потому что это Америка». «Это неотъемлемая принадлежность американца, – объясняет режиссер. - Так или иначе, страна выросла из попытки установить геноцид. Без оружия было не обойтись».
Загадочный индеец Никто (Nobody), которого встречает главный герой за пределами «цивилизации», вопреки сложившимся стереотипам не дикарь, а мудрец и тонкий знаток европейской культуры. По ошибке он принимает клерка за близкого ему по духу поэта и художника позапрошлого века (или за его реинкарнацию)*. «Уильям Блейк, твои стихи будут написаны кровью», - говорит индеец, открывая в бухгалтере его подлинную сущность и подразумевая: пером Билли Блейка будет пистолет. И тот, несмотря на слабое зрение, становится хладнокровным, беспощадным и стреляющем без промаха убийцей. Главное предназначение Никто – изменить не свойственное западному сознанию представление Блейка о смерти и жизни как бесконечном цикле. «Смерть – объяснял замысел своего фильма Джармуш, - единственная неизбежность и в то же время величайшая в жизни тайна. Для Билла Блейка путь мертвеца представляет собой его жизнь. Для индейца Никто это путешествие – лишь продолжительная церемония, цель которой – доставить Блейка обратно в мир духов. Для него душа Блейка случайно оказалась не там, где нужно, по ошибке попала в физическую оболочку».
В метафизическом вестерне Джармуша ландшафты гораздо разнообразнее, чем обычно бывает в вестерне. В большинстве фильмов, действие которых происходит на Диком Западе, режиссеры невольно наделяют ландшафт некой метафизической величественностью, которая (предположительно) рождает в душах героев возвышенные чувства. В «Мертвеце» природа красива, но «ее красота неразрывна связана с ощущением тоски и одиночества, неизбежно возникающем в пустынных открытых местах». И что важнее природа в фильме Джармуша – это пространство, у которого своя особая нелинейная логика существования. Как только герои «Мертвеца» попадают в прерии и лес, в фильме начинаются странности: «Уходящие от погони - едут шагом. Преследователи - тоже почему-то не спешат. И дневные переходы, и ночевки словно бы ритуальны. Кажется, будто люди находятся у ландшафта в плену». Это нелинейная логика родственна мироощущению индейцев: известно, что американский ландшафт индейских веков был абсолютно мистичен, а индейцы с помощью ритуальных кочевий искали двери, через которые можно выйти на иной, духовный, уровень мира (см. исследование Елены Петровской «Wilderness: американский протоландшафт»).
Джармуш стремился к тому, чтобы цветовая палитра фильма состояла из множества оттенков серого, как в вестернах 30-40-х годов: кадры фильма должны были напоминать ожившие дагеротипы – старинные фотографии. Но черно-белое изображение не просто дань жанру. Это еще и способ соблюсти дистанцию между эпохой и зрителями, которых цвет непременно бы настроил на обыденную волну. «Эта история о человеке, - объяснял режиссер, - который совершает путешествие и уходит от всего, привычного ему. Краски, особенно в пейзажах, соединяют нас с традиционными цветовыми сочетаниями, знакомыми из жизни».
Необыкновенная отстраненность Деппа как нельзя лучше подходят к данной роли. Он - не герой и не злодей, его нельзя ни любить, ни ненавидеть. Его персонаж не то чтобы бы полностью лишен эмоций, просто они ни на что не направлены и трудно поддаются пониманию: «Блейк умирает несколько быстрее, чем живет. Трудно представить себе другого актера, который мог бы справиться с такой необычной задачей». «Блейк – объяснял Джармуш, - чистый лист бумаги, на котором каждому хочется что-то написать. Поэтому Джонни Депп так подошел мне на эту роль. Именно это в нем есть».
Скитания главного героя - достаточно точной метафора жизни в Америке в конце 80-х – начале 90-х: «они не приносят ему ни знаний, ни опыта, а лишь одно опустошение». В середине фильма Блейк случайно натыкается на мертвого оленя, лежащего на земле. Он погружает пальцы в кровь животного, смешивает ее со своей, пробует на вкус, а затем ложится рядом на лесную подстилку. «Благодаря бесстрастной манере игры Деппа эта сцена воспринимается не как вымученная метафора положения загнанного зверя, в котором оказался Блейк, а как инстинктивная попытка найти смысл своего существования».
Джармуш: «Это сцена, в которой наиболее явно дана тема крушения американского мифа. Торговцы продают индейские одеяла, зараженные оспой и туберкулезом... [Это] биологическое оружие».
На протяжении всего фильма индеец Никто постоянно спрашивает Блейка, нет ли у него табака, а тот отвечает: «Не курю». Отправляя американца в последний путь по реке, Никто дает ему в помощники табак: без него, по Джармушу, поэт – не поэт. «Сигареты напоминают о смерти, - говорит режиссер, - Когда ты выпускаешь дым, ты как бы обозначаешь прошедший миг. Это напоминает тебе о том, что жизнь неразрывно связана со смертью».
В финале фильма индеец Никто отталкивает лодку с наряженным в похоронный наряд Уильямом Блейком в даль огромного озера. То, что счетовод еще подает признаки жизни, можно истолковать так: на самом деле он либо уже мертв (убит во время самой первой перестрелки) и просто завершает своей путешествие по загробному миру, либо переживает растянувшийся миг умирания. «Никто должен провести Блейка сквозь зеркало воды, - объясняет Джармуш, - чтобы отправить его обратно на духовный уровень… Может быть, в фильме это не столь очевидно, но он, безусловно, понимает, что жить ему осталось недолго и что он должен отправиться в путешествие. Осознает ли он в полной мере, что обречен на смерть? Мне не хотелось делать это очевидным. В конце фильма я пытался затушевать этот момент. В последнем диалоге, перед тем как героя подхватит океан, есть шутки на этот счет. «Теперь ты должен отправиться туда, откуда пришел». - «То есть в Кливленд?».
Присоединяйтесь к нашей группе