Немец Вим Вендерс, начинавший как кинокритик, вероятно стал последним представителем этой профессии, которому удалось в итоге стать всемирно известным кинорежиссером. Для Вендерса кино всегда было не работой, не бизнесом и даже не увлечением, а самой жизнью.1 Почти в самом начале своей творческой карьеры, в 1970-е, он дал клятвенное обещание снимать только те фильмы, которые «возникают безо всякого принуждения, отражая его личные переживания на данный отрезок времени»,1 и с тех пор, вплоть до 90-х годов, выдавал шедевр за шедевром: «Алиса в городах», «Американский друг», «Париж, Техас», «Небо над Берлином» и т.д. Практически в каждом из них есть элементы и детали, позаимствованные Вендерсом из его любимых фильмов.2
«Все 50 фильмов Ясудзиро Одзу для меня, как один большой шедевр: это священный храм в истории кино».2 «Очень скупыми средствами, сводя действие к чистой символике, Одзу все время рассказывал одну и ту же простую историю об одних и тех же людях в одном и том же городе — Токио. Почти сорок лет он снимал фильмы о том, как меняется жизнь японцев. О медленной деградации японской семьи и вместе с тем — о деградации национального самосознания. В его фильмах не говориться прямо о европеизации или американизации японского образа жизни, но пронзительно ощущается ностальгия по медленно уходящему в прошлое традиционному укладу. Эти фильмы очень японские и одновременно — всечеловеческие. Это рассказ обо всех семьях во всех странах мира, в том числе — и о моих родителях, моем брате и обо мне самом. Ни до Одзу, ни после я не знаю ни одного режиссера, который бы так близко подошел к сущности и цели кинематографа — создать образ человека нашего столетия. Образ подлинный, правдивый и полный, в котором человек не только узнает себя, но и, возможно, заново переосмыслит свою жизнь».3 «Ангелы в [моем] фильме „Небо над Берлином“ это только прием, чтобы рассказать о повседневности; когда бывший ангел Коломбо обращается к ангелу Дамиэлю, он хочет сказать только то, что нет ничего лучше, чем просто жизнь, ведь так приятно выпить чашку кофе, выкурить сигарету, растереть озябшие руки. Об этом и только об этом снимал Одзу. В его фильмах нет ничего драматического, они о самом обыденном».4
«Я открыл для себя кинематограф, когда впервые увидел фильмы [Годара]».5
«До 20 лет я совершенно не разбирался в кинематографе. Я смотрел множество фильмов, но не знал ни одной фамилии режиссера. Во время моего детства, в 50–60 годы, в Германии не было совершенно никакой кинематографической культуры, никаких специальных журналов. Кино существовало исключительно как объект потребления и удовольствия. Я отправился в Париж изучать живопись, но меня не приняли в Школу Искусств, поэтому я устроился работать в студию американского гравера. Занятия там проходили по утрам, так что во второй половине дня у меня было много свободного времени. Моих денег хватало только на оплату учебы и маленькой, неотапливаемой комнаты. Вскоре я обнаружил, что самый дешевый способ побыть в тепле в Париже, — это отправиться в Синематеку*. Сеанс стоил всего один франк, а если словчить, то можно было спрятаться в туалете в перерыве, чтобы остаться и на следующий сеанс. Иногда таким способом мне удавалось посмотреть четыре, пять, шесть фильмов. Я ужасно пристрастился к кино и просмотрел за то время около тысячи фильмов… Я даже начал делать для себя заметки, чтобы вечером разобраться в том, что видел днем. Именно тогда я и начал писать рецензии. Я заново посмотрел фильмы, виденные мной в детстве или подростком. Я понял, что моими самыми любимыми режиссерами были Энтони Манн и Джон Форд. Я начал понимать, что отличало хороший фильм от плохого, чем один режиссер отличался от другого. Мне особенно нравились картины Манна, то, как он их выстраивал, их ритм, и то, как он работал с крупным, средним и общим планами. Больше он ни к чему не прибегал. Я был в восторге от простоты и одновременно эпичности его фильмов. Моей любимой картиной была „Человек с Запада“. Если где-нибудь показывают фильмы Манна, я обязательно хожу их смотреть. Это мои сокровища».6
«Когда я работал над французской версией моего фильма „Пока мир существует“, прокатчик Филип Мурсие сказал мне, что за 30 лет работы он гордился всего лишь одним фильмом — картиной Джармуша „Вне закона“. Он хотел показать мне только его начало, но в результате мы посмотрели фильм полностью. И я увидел вещи, которые раньше не замечал, более внимательно изучил, как Джим построил весь фильм… Я считаю Джармуша уже классиком, хотя ему самому не понравилось бы это выражение*».6
«Я был в восторге от Джерри Льюиса*. В свое время, когда я впервые приехал в Америку, меня поразило, что тебя могли принять за сумасшедшего, если ты признавался в своих симпатиях к его творчеству. Поэтому я не могу не упомянуть фильм „Король комедии“. Я считаю его самым восхитительным из когда-либо снятых фильмов. Ну и моим самым любимым американским фильмом за последние 20 лет.* Когда я прочел рецензии на него, то просто не поверил своим глазам. Критики буквально уничтожили „Короля комедии“, их переполняла ярость и ненависть. Это были самые злобные и отвратительные рецензии, которые мне когда-либо доводилось читать. Так что, если говорить о моих любимых, но недооцененных фильмах, этот займет первое место. Я считаю его лучшей работой Скорсезе. Все, что он делает, очень хорошо, но этот фильм мне нравится особенно за его точность и глубину, за то, что он докопался до самой сути того, что представляет собой американский шоу-бизнес. А они сами этого не поняли. Хотя, возможно, как раз и поняли, но это открытие им не понравилось».6
«Сцена, когда Митчум* возвращается домой, осматривает дом, находит книгу комиксов и револьвер — это самое замечательное возвращение домой, какое я когда-либо видел».7
«Когда в кинотеатрах [Парижа] началась демонстрация „Сделано в США“, я пошел на его премьеру — это было днем — и просидел в кинотеатре до полуночи. Раньше можно было сидеть в кинотеатре сколько угодно. Всегда можно было заплатить за одни билет и просто не выходить из зала. Так вот, в тот день я смотрел „Сделано в США“ шесть раз подряд. Просто тогда была зима, и на улице было холодно. Я был в восторге, я шесть раз подряд смотрел один и тот же фильм и каждый раз находил в нем что-то новое, каждый раз мне казалось, что я смотрю новый фильм. При просмотре у меня появилось странное чувство… Я ощущал себя ребенком, словом, мне нравилось следить за перипетиями выдуманного… сюжета и одновременно постигать самого себя».5
«Это потрясающий, уникальный в своем роде фильм. Он был сделан тогда, когда весь мир был охвачен настоящей истерией вокруг ожидавшейся ядерной войны, но при этом рассматривает эту проблему без всяких оговорок и оправданий. Это единственный фильм периода „холодной войны“, создатели которого не ограничивали себя. Невероятно само по себе то, что у фильма нет счастливого конца, что они решились на показ полного уничтожения человечества».6
«В 18 лет „Пушки острова Наварон“ были моим самым любимым фильмом. Я до сих пор уверен, что это идеальный зрительский фильм. Смотреть его — одно удовольствие: не надо думать о содержании, он просто тебя захватывает. Всякий раз снова превращаюсь в ребенка, когда я начинаю его смотреть».6
«Единственная картина, которую я видел вместе с моими родителями. Мои родители почти не ходили в кино, отец был врачом, и у него никогда не было на это времени. Из кинотеатра мы все вышли, насвистывая мелодию из фильма. Для меня это было особенным переживанием. Я очень сожалел о том, что моим родителям не было знакомо чувство удовольствия от посещения кино, хотя сам я ребенком так его любил… Я благодарен всем этим военным фильмам. Во времена моего детства Вторая Мировая война и то, что ей предшествовало, стали для немецкой молодежи белым пятном: история Германии для нас заканчивалась кайзером Вильгельмом и XIX веком, затем было белое пятно, потом уже шли наши дни. Послевоенная Германия яростно старалась стереть из памяти прошлое, как будто-то бы его не было. Единственным источником информации для меня были те фильмы. И меня не волновало, что немцев в них всегда представляли злодеями: я считал, что оно так и было, но уже осталось в прошлом. Конечно, порой это выглядело карикатурно, но как немец я никогда не чувствовал себя оскорбленным».6
«Впервые я видел этот фильм на немецком языке, в дубляже. Мог повторить любую реплику из него и долго еще говорил цитатами. Для меня это самый любимый „немецкий“ фильм, и один из самых смешных, на мой взгляд, фильмов вообще».6
«В молодости — один из моих самых любимых фильмов. Чисто приключенческое кино. В конце все погибают. Помню, я проплакал весь фильм. С тех пор я его ни разу больше не видел».6
«Есть еще один фильм с Делоном. В немецком прокате он назывался „Ангел“. Когда фильм вышел на экраны, я учился в киношколе. Помню, я защищал его ото всех. Никто не мог понять, почему он мне нравился».6
«Трюффо заявил, что «Сирена с „Миссисиппи“» его самый худший фильм, но я люблю его больше всех других его фильмов».6
«Я безусловный поклонник всех фильмов Вуди Аллена. Этим я отличаюсь от тех, кто считает, будто Аллен пытался стать американским Ингмаром Бергманом и преуспел лишь в постановке комедий и фильма „Энни Холл“. Больше всего у него мне нравится „Другая женщина“. Я видел ее однажды в Париже и после сразу же пошел на повторный сеанс. Настолько мне понравился этот фильм».6
«Еще один недооцененный фильм, который мне очень нравится».6
«Из картин Хичкока я чаще всего смотрел „Леди исчезает“, в основном из-за того, что я обожаю фильмы, где действие происходит в поезде. Говоря о тайных пороках, могу сознаться, что использовал их в сцене в поезде в „Американском друге“. Поезда, в каком-то смысле похожи на кинофильмы — нечто механическое на колесах, в движении и при этом открывается прекрасный вид из окна. Поезда имеют больше сходства с кино, чем автомобили. Когда вы сидите в поезде — это очень похоже на сидение в зале кинотеатра. И тут, и там вы вместе с другими людьми. Поезда — это совершенные машины сновидений и грез. В них удобно, вы можете там отдохнуть и обо всем забыть — совсем как на хорошем фильме».6
«У меня странная привязанность к фильмам Жака Тати. Обычно я сажусь в первый ряд и, как только начинаются титры, начинаю хохотать. И хохочу до самого конца. Никакие другие фильмы не производят на меня такого впечатления. Я не могу этого объяснить. Не думаю, что это из-за его движений или жестикуляции. Просто, когда он появляется в кадре со своей трубкой и в слишком коротких штанах, я не могу удержаться от смеха. Буквально с ума схожу».6
1. Режиссерская энциклопедия. Кино Европы
2. Эндрю Рауш, «Пятьдесят кинорежиссеров», 2008.
3. Цитата из документального фильма Вима Вендерса «Токио-Га»
4. Журнал «Филмз энд филминг», август, 1988 г.
5. Беседа Вима Вендерса с Жан-Люком Годаром, «Художник, монтаж и мусорная корзина».
6. Журнал "Фильм коммент", январь-февраль, 1992 г.
7. Цитата из интервью для документального фильма «Молния над водой» / Lightning Over Water (1980), снятого Вимом Вендерсом о режиссере Николасе Рэе.